Н.Ф. Федров. Вера, дело и молитва
Верность Богу всех отцов, Богу Адама и всех праотцев, есть истинная религия; все прочие - измены Богу и своему праотцу.
Вера живая, в деле выражающаяся, по апостолу Иакову, как и осуществление (делом, конечно!) чаемого, по апостолу Павлу, и, наконец, вера как обет, как клятва исполнять волю Бога отцов, то есть вера народная, православная, - совершенно тождественны.
Только у ученых вера отделяется от дела, становится представлением.
Верность Богу отцов и друг другу есть выражение веры, неотделимой от любви, то есть, от дела, от служения Богу-Отцу, Богу отцов.
Вера без дела мертва, непроизводительна, не создает Царствия Божия. Вера без молитвы холодна, бездушна, не чувствует нужды в Царствии Божием.
Необходима вера, необходимо дело, необходима и молитва.
Вера неученых, вера народная выражается во-первых, в молитве, во-вторых в заповеди и в-третьих, в общем деле или службе Богу. Молитва же здесь разумеется такая, которая не желает Бога делать орудием нашей воли, а готова делать нас орудием воли Божией.
Совокупная молитва всех живущих (сынов и дочерей), молитва целым "миром" о всех умерших к Богу отцов о возвращении им жизни, - заключает в себе полноту молитвы по своему содержанию. Эта полнота молитвы совпадала бы с полнотою веры, если бы сопровождалась и делом всех живущих.
В вере заключается молитва о Царствии Божием, молитва полная, или Господня1, и краткая, разбойникова2, с заповедями блаженства3. Точно так же и в служении Богу, в деле Божием, в богослужении соединяется молитва с заповедями, тогда как в катехизисах оне разъединяются.
Молитва разбойника о помиловании в грядущем Царствии Божием и молитва о пришествии этого Царства и участии в нем ("Да приидет Царствие Твое" и "Да будет воля Твоя и на земле, как на небе") есть молитва о соединении в молитве и деле, о хлебе насущном, то есть об осуществлении Царствия Божия и об избавлении от царства Лукавого.
Молитва и вера неразлучны с заповедями. Заповеди Ветхого Завета, будучи правилами того, чего не должно делать*, заключают в себе и Символ веры, то есть, догматы веры, а именно два догмата: 1) признание Бога отцов и отрицание иных богов и 2) почитание сынами отцов, как верность братству и единству.
С другой стороны, в новозаветном символе веры также заключаются заповеди. Обратив ветхозаветные заповеди неделания в положительные, в правила делания, получим заповеди христианские.
То, что называется заповедями блаженства, есть похвала различным состояниям наших мыслей, наших чувств и желаний. Эти заповеди обращаются ко внемлющим им во множественном числе, а не в единственном, как заповеди ветхозаветные, черта глубокознаменательная, указывающая на необходимость совокупного спасения, а не единичного лишь, личного. Это, далее, не приказы, даже не советы, а похвалы состояний, составляющих пути в Царствие Божие, - черта, указывающая на превосходство добровольно избираемого пути перед принудительным. В первой заповеди, о нищих духом, коим и обещается Царствие Божие, заключаются все прочие состояния блаженства: плачущие не могут быть гордыми, сознающими свое превосходство, так же, как не могут быть гордыми и кроткие, и правды ищущие, и милостивые. Одним словом, пути блаженства, пути к Царствию Божию ведут от суетной, торгово-промышленной городской жизни, от гордой сословности к сельской простоте и смирению, а через него и к объединению. Блаженство же объединения необходимо для блаженства воскрешения. Эти два блаженства соединят семь предыдущих, а две последние заповеди блаженства4, как временные, упразднят тогда, когда уже не будет ни мучителей, ни мучеников.
Наоборот, пути в царство земное, пути горести, идут в противоположном направлении, от сел к городам, от окраин к центрам, забывая праведную, образумляющую угрозу: "горе городам!" - горе городам древним (Капернауму, Хоразину, а раньше Тиру и Сидону, Содому и Гоморре, Ниневии и Вавилону, горе даже Иерусалиму!) и сторицею горьшее горе нынешним, за умножение грехов и бедствий и за нераскаянность!
Нераскаянности противоположна молитва покаянная, ведущая к объединению и спасению. Молитва разбойника, приведшая его к объединению со Христом и к Царствию Его, была молитва покаянная, страдная, крестная. Крест и стал знамением покаяния, страдания, подвига для спасения и, вместе, - знамением объединения и победы. Молитва, переходя в дело, прежде всего обращает самого молящегося в крестное знамение: обращаясь лицом к небу и простирая руки, молящийся как бы зовет, как бы привлекает к себе на помощь своих близких против чуждой силы, вынудившей его своею враждебностью встать и принять охранное (сторожевое) и молитвенное положение. Затем молящийся изображает крест на себе. Изображение креста вне себя будет храм, как место объединения восставших из персти земной, из праха отцов, собранных вместе среди чуждого, враждебного мира. Изобразив крест из себя, молящийся изображает его и вне себя в увеличенном виде, в виде храма, то есть дает ему свой образ. Последнею же ступенью развития молитвы, воплощенной в крестном знамении, будет превращение всего мира в крест, то есть сообщение всей неразумной природе образа сына человеческого. Воспитывающая и научающая общему делу служба Богу в храме, суточная и годовая, найдет свое завершение в службе внехрамовой, совокупными силами в целом мире совершаемой, в литургии внехрамовой и во внехрамовой Пасхе всемирной.
* Ибо и 4 я заповедь заповедует неделание в субботу и только разрешает, а не заповедует делание; а 5 я, не определяя почтительности, может считаться лишь запрещением непочтительности.